Хотмысль древний
Печенеги
Куст калины дремлет над рекою, Рядом с ним - горбатая верба.
И стоит с печальною тоскою
Полуобгоревшая изба.
Что ж стряслось на старом городище?
Что ж случилось здесь, в который раз?
Вот сидит старик на пепелище И мальцы…
Он им ведёт рассказ:
«Тут живём давно мы «северяне»,
Дед мой жил тут, Жил и прапрадед мой.
Сеяли хлеба там, на окраине,
На зверьё охотились зимой.
Рыбы много в нашей речке Ворскле,
Много птиц, полей, лесов, лугов...
Ну а там, за речкой, в Диком поле,
Так же много злых - презлых врагов.
Про хазар, кажись, уже забыли.
Жили в благодатнейшей красе:
Пряли, и пахали, и любили,
Веселились и дружили все.
Город рос. Бревенчатый детинец
Возвышался гордо на холме.
И весной старейшинам гостинец
Из - за моря вёз купец в чалме.
Женихи за ценный мех куницы
Выменяли бусы для подруг.
Мальчуган за канарейку - птицу
Получил заморский детский лук.
Мужики, что были поважнее,
С гостем пили южное вино,
Становясь добрее и нежнее,
Так меняло облик их оно.
Торги шли, по - разному кричали,
Хоровод водили на лугу …
Три жены2 - и никакой печали;
Игрища, костры на берегу.
Да! Жилось неплохо нам! Давеча
Собрались на площади на сход.
Этот сход мы называли «вече»,
Всё важнейшее на нём решал народ:
Кто к зиме готовить будет сани,
Кто займется крепостной стеной,
Сколько и с кого для князя дани
Собирать и сеять что весной.
Ну, конечно, много было спора...
Порешили: свадебки, как снег
Выпадет, сыграть...Зевнули вора –
Наскочил, проклятый, печенег.
Стон стоял над Ворсклою – рекою:
Женский крик и жуткий детский плач…
И за косы грязною рукою
Наших женщин печенег - палач
В степь тащил. В селении разбитом
Не осталось ни одной избы.
Кто сопротивлялся - перебиты,
Остальные угнаны в рабы.
Я и дряхл, и стар. Меня не стали,
Может, потому и убивать.
Но всегда их буду я в печали
Даже после смерти проклинать.
Сыновья схватиться не успели
В суматохе за свои мечи –
На конях лохматых налетели
Злые печенеги - палачи.
Хоть все сыновья мои и были
Их сильнее всех и посмелей,
Все ж всех семерых враги убили
Там вон, у семи тех тополей...
Дед вздохнул, присел и охнул тонко,
Поглядел на мыс, на реку, бор.
И сказал:«Ну, что же, ребятёнки,
В Русь пойдём, где княжил Ратибор.
От дедов я слышал: россы эти
С ним ходили даже на Царьград.
Помните свои просторы, дети,
Может быть, вернитесь вы назад!
И ушли, оставив в пепелище
Бывшее селенье,старый дед И мальцы.
Чтоб это городище
Возродить! Аж через двести лет!
Половцы
Куст калины дремлет над водою,
Что - то тихо шепчут камыши,
Мыс стоит, покрытый лебедою,
И не видно ни одной души.
В заводи речной кувшинок грядки,
В их тени ждёт щука карася,
Что живёт здесь странно, без оглядки,
Ожирев, плюя на всё и вся.
Сом метровый, распустив усища,
В самом тёмном уголке живёт
И лежит, не двигаясь, на днище,
Ждёт, когда кто мимо проплывет.
Утки - кряквы выводки приводят
На воду. И крики журавлей
Слышны на лугах. И песнь заводит
Жаворонок над морем полей.
А в полях, заброшенных, пшеница,
Одичав, средь трав растёт, и рожь
Измельчала - все же колосится,
Вызывая в сердце боль и дрожь.
Гладь воды тревожится лишь всплеском Рыбы.
И в предутренней тиши
Птичье пенье слышно в перелеске,
Волка вой в заброшенной Глуши.
Здесь не раз рождались поселенья.
Но явилась новая беда:
Вновь несла пожары, разоренья
Половцев несметная орда.
И опять над Ворсклою - рекою:
Стон, и детский крик, и женский плач…
И за косы грязною рукою
Русских женщин половец - палач
В степь тащил...
В селении разбитом
Всё сгорело- ни одной избы.
Кто пытался драться - перебиты.
Остальные угнаны в рабы.
Век двенадцатый тогда уже явился.
В летопись неведомый монах
Записал: «В Руси уж появился
Новый князь - Владимир Мономах!»
Не желал он новые владенья
Земли и народы захватить -
Он хотел лишь русские селенья,
Русский люд, единство защитить.
И повёл он русские отряды
По весне, где Дикая земля,
Чтобы половцы, чтоб эти злые гады,
Не топтали русские поля.
Он летел с дружиной в диком поле,
Как орёл. Его была мечта:
Христиан всех вырвать из неволи,
Возвратить в старинные места.
Половцев разбил во всех сражениях –
Ликовала русская земля:
«Не страшны нам с юга разоренья,
Не страшны нам Дикие поля».
Выхватив кривой свой ятаган
И крича: «Велик стал князь - урус.»,
Половецкий разражённый хан
Говорил: «С ним заключу союз.
Воевать с ним больше не пристало.
И весна их коням нипочем,
Сколько с жизнью здесь, в степи, рассталось
Воинов под их двойным мечом!
Не страшны урусам наши стрелы,
И не страшен им наш ятаган.
И, к тому ж, они храбры, и смелы,
И сильны. Союз.» - Закончил хан.
Принимая половцев – посланцев,
Князь Владимир строго говорил:
«Чтобы хан ростовцев и рязанцев,
Всех других славян освободил,
Чтобы в Русь ходили с приглашеньем,
Не топтали русские поля,
Не сжигали русские селенья.
С миром к вам и Русская земля
Будет. Я ж на край свои заставы Вышлю.
Чтобы веровал народ,
Что сижу я здесь не ради славы,
Нынешней, А мыслю наперёд,
Быть границе там, Где Ворскла - речка,
Да Оскол, Да Северский Донец.
Там, слыхал, красивые местечки.
Те места не грабить! Все! Конец!»
Ехала застава к Ворскле - речке.
Чашку конь стоптал, что пил кумыс
Половец недавно. Остов печки
Встретился. А вот красавец - мыс
Величаво взнесся над водою.
У подножья древняя верба.
А на пепелище с лебедою
Чудом уцелевшая арба.
Здесь недавно было поселенье -
От домов остались лишь следы.
Сад цветет… И аромат весенний…
Воздух свеж… Как будто нет беды.
И сказал тогда дружинник бойкий:
«Деда моего здесь прадед жил.
Старичок один его мальчонкой
В Русь от печенегов уводил.
Дед всегда хвалил просторы эти...
Будто слышу дедов разговор...
Прадеда отличные приметы:
Речку, Мыс, И этот древний бор!
Да! Не зря здесь издавна селились
Рыба, дичь, и всякое зверье;
Пчелы в изобилии водились;
Все тут есть! И все ничье - свое!
Город должен снова возродиться
На мысу. Как было в старине.
И народ сюда вновь возвратится
К милой сердцу древней стороне!»
Ехала застава мирно, дружно,
В головы закрадывалась мысль,
Что казалась всем такой радужной:
Будет снова здесь стоять ХОТМЫСЛЬ!
Будет он стоять над Диким полем
Мужественно. Радостно. Светло,
Охраняя Русь от злой неволи
Кочевым всем племенам Назло!
Татаро-монголы
Куст калины дремлет над волною,
Рядом с ним - кудрявая верба.
И стоит над речкою весною
Срубленная новая изба.
Рос Хотмысль, Росло его предместье.
По - над Ворсклой избы - к ряду ряд.
Каждой ей хотелось, как невесте,
Свой иметь, получше всех, наряд!
Жили здесь жнецы и рыболовы,
Жили здесь охотники до пчел.
Были все красивы и здоровы.
А еще кого я не учел?
Жили залихватски дровосеки.
Пахарь жил. Могучий лесоруб.
Кто на левом берегу засеки
Строил. Те, кто мог сготовить сруб
Для избы, для новой. Тот, кто снасти
Для рыбалки мог готовить впрок,
Кто за пристань отвечал отчасти,
В плавании мог кто дать урок.
Коровенок, коз, свиней держали,
Кур, гусей, а также уток – птиц;
Лошади, в хлевах, под утро ржали.
На шестах сушили мех куниц;
Свадьбы всем предместьем отмечали,
Девушки водили хоровод;
С хлебом - солью всех гостей встречали…
А шутили - надорвешь живот!
Так вот жили в новеньком предместье:
Мирно, ладно, тихо, хорошо.
Быстро - быстро разносились вести
Обо всем: о малом и большом...
А за рвом и за высоким валом,
На горе, виднелся город - сад.
Было там всего добра навалом,
Назывался просто он - Посад.
Назывался также он - Окольный,
Около - детинец крепостной.
И народ тут жил, собой довольный,
И не бедный, и в душе простой.
На Посаде - самоуправленье.
Собирались мужики на сход
Осенью. И волеизъявленье
Здесь свое высказывал народ.
Выбирали главного в Посаде:
Крики, смех… Кто недоволен, зол,
Подбирался второпях к ограде –
Выхватить, на всякий случай, кол.
Но сейчас все разрешилось миром.
Быстро избранным посадник был.
Чтобы успокоить всех, про виру
Он проговориться не забыл.
Сразу успокоились. Негоже
Не услышать платы нужный срок.
И еще приятность: Что, похоже,
Вновь не станут поднимать оброк.
Дальше все пошло совсем спокойно:
Все решили - что, когда, и как,
Все вели себя теперь достойно.
Но нашелся все - таки чудак
И сказал: «Как будем мы с предместьем
Бой кулачный проводить на льду?
Как известно, все у них на месте,
А наш Фрол в раю или в аду.»
Выступил тогда посадник льстиво:
«Много дней до битвы той на льду.
Коль не окажуся я ленивым,
Сам на бой с предместьем поведу!»
И опять же голос из народу
Крикнул, а за ним еще один:
«Позовем с дружиной воеводу,
Как судью - Он все ж наш господин».
«Позовем, сказал глава натужно,
- Пусть у нас не очень он в чести,
Но в таком бою, наверно, нужно
Все - таки порядок соблюсти».
Взял себе опять посадник слово:
«Вот когда начнется санный путь,
Посылать гонцов окрест; мол, снова
Торговать пусть едут, едут пусть.
Торговать нам нужно: князю виру
В срок необходимо заплатить,
А дружине - что живем здесь с миром –
Сбрую и оружье обновить».
Все решили, Разошлись, довольны,
По гостям медку хмельна попить...
Был тот день для них последний вольный:
До утра не всем пришлось дожить.
В тыщу двести тридесять девятом,
Что у Ворсклы на лугах травы,
В Диком поле, тыщу раз проклятом,
Появились тыщи татарвы.
Там, на левом берегу засеки,
Надолбы, бьет хитрый самострел,
И завалы - дело дровосеков.
Но татарин - он и хитр и смел.
Лезут напролом.
Уж через воду
На косматых лошадях плывут.
Снова топчут русскую природу,
Тучи стрел на древний город шлют.
На краю предместия горела
Крытая соломою изба.
На татар с горы уже летела
Первая горящая арба.
«Надаем уже мы вам гостинцев!» -
Татарве ремесленник кричал.
Как - то запоздало на детинце
Колокол надрывно зазвучал.
Конная дружина подоспела
Вовремя и с лета, набегу
Татарву всю перебить успела,
Что была уже на берегу.
Остальные с воем отступили.
Горожане вслед давай свистать,
Но татары столько запустили
Стрел, что даже солнца не видать.
Запылали многие строенья.
Крики. Стоны. Подступала ночь.
И рыдала в жутком исступленьи
Мать, держа с стрелою крошку - дочь.
Раненый стрелою ж воевода,
Надрываясь в голосе, взывал:
«Кто живой с дружины и с народа,
Все скорей - наверх, за ров. за вал!»
И татары словно пробудились,
Вновь рванулись через речку- вброд,
Но дружина дружно расступилась,
За щиты свои пустив народ.
Медленно дружина отступала.
Каждый был силен, и храбр, и смел...
Не всегда кольчуга помогала
Защититься от громады стрел.
Падает один, другой и третий...
Стрелы бьют в кольчугу с горяча.
«Ну - ка, подойдите ближе, черти,
Рубану вас со всего плеча!
Подходите ближе, басурмане,
Вы еще узнаете меня.
Кровь из вас я выпущу погану», -
Юноша сказал и пал с коня.
То стрела скользнула по кольчуге
И вонзилась в шею ниже рта.
Некогда друзьям грустить о друге.
Их прости. А смерть твоя свята!
Лишь немногие дошли до вала,
Через ров не все перебрались.
На Посаде строили завалы
И всю ночь без устали дрались.
Все дрались. Вот лесоруб с секирой,
И уже с простреленным плечом.
Землепашец колет длинной вилой.
Бондарь рубит поднятым мечом.
Цепом, как снопы, с коней сбивает
Татарву селянин - великан,
Но через мгновенье обвивает
Шею парня - степняка аркан.
Пятеро со всех сторон схватили,
Лишь с трудом, на землю низвели,
Руки за спиной уздой скрутили,
В лагерь на аркане увели.
Там посадник дрался, у детинца,
С непокрытой гордой головой,
Зарубил он много лихоимцев –
Сам был срублен саблею кривой.
Бились стойко. Гибли под стрелами.
Сколько ж этой грязной татарвы!
Посмотреть: ее уже телами
Кое - где заполнены и рвы.
Но все прут и прут… Защита тает.
Землепашец пал. Пал лесоруб...
Над Хотмыслем тягостно летает
Дикий звук татар победных труб.
Тише крики. И все тише стоны.
И слышна гортанная лишь речь...
На земле растоптаны иконы,
Что хотели женщины сберечь.
Воевода и дружина пали.
А из горожан кто уцелел?
Те, кто к басурманам в плен попали
Или кто прорваться в лес успел?
И опять над Ворсклою - рекою
Разносились стоны, детский плач.
Вновь за косы грязною рукою
Русских женщин басурман - палач
В степь тащил... Все сожжено, разбито.
В пепел превратили всю красу:
Города. Людей часть перебита,
Часть в плену, Укрылась часть в лесу.
Разгромил Донской Мамая орды!
Там, где брод был, поднялся камыш.
Зажили опять хотмышцы вольно,
Но промчался дикий Тохтамыш:
Сжег Москву и ускакал обратно,
Сея смерть на русской стороне,
Уводя в полоны безвозвратно
Л юд наш, как и в прошлой старине.
И еще сто лет людских страданий,
Горя. Да, всего не передать!
Сколько же еще татарам дани
Нужно было за сто лет отдать!
Растоптавши грамоту от хана
И сверкнув, как солнце на заре,
Свергнул иго татарвы поганой
Князь Иван на речке, на Угре.
Вновь в Хотмышле мирно и красиво.
Жгли костры, водили хоровод,
Свадебки справляли, и счастливо
Стал здесь проживать простой народ.
А за Ворсклой, к югу, в Диком поле,
Что примерно в двадцати верстах,
Начал угрожать опять неволей,
Грабежом татар Муравский шлях.
По нему крымчане вглубь России
Проникали рядом много раз,
Не всегда походы приносили
Им удачу. А когда на глаз
Попадался городок на взгорке,
Лес - красавец и красавец мыс,
То темник, похлопывая холку
Лошади и отхлебнув кумыс,
Говорил: «Ох, злы стали урусы!»
И уже как – будто ни в себе
Стал кричать: «Коль вы еще не трусы,
Все берите, все, вон там, себе!»
И опять над Ворсклою - рекою
Разносились стоны, крики, плач.
И опять некрещенной рукою
Женщин и детей крымчак - палач
В степь тащил. Все сожжено, разбито.
И бурьян разросся на полях.
Сколько же мужчин вновь перебито!
С Запада же прет надменный лях...
И по государеву указу
В тысяча шестьсот сороковом
Нужно было строить быстро, сразу
Город - крепость на мысу на том,
Что на Ворскле, с полем Диким рядом,
Чтоб уменьшить нападений риск.
Толстой - воевода шел с отрядом,
Чтоб поставить город здесь - ХОТМЫЖСК.
Ратники из Севска, Курска, Рыльска
Строили. Казаки - молодцы
Подоспели. В помощь для Хотмыжска
Прибыли московские стрельцы.
Город рос. И скоро убедились
Все, что в этом есть резон и толк:
Много раз крымчане не пробились
Вглубь страны, через Хотмыжский полк.
В день кровавой битвы под Полтавой,
Что победным для России был,
Петр отметить почестью и славой
Полк Хотмыжский лично не забыл!
Эпилог
Куст калины дремлет над водою,
Рядом с ним - веселая верба.
И стоит над речкою весною
Весь в цветах красавец дом - изба.
А за бывшим рвом и бывшим валом
Там, где часто прорастал и лес,
В новом облаченьи небывалом
Вновь храм Воскресения воскрес.
Все прошел Хотмыжск: разрухи, войны,
Голод… Да всего не перечесть!
Здесь всегда старались жить достойно.
Предкам и живым - хвала и честь!
И сейчас Хотмыжск воспрянул очень.
Не стоит спокойно в стороне -
Приглашает в золотую осень
Всех славян к далекой старине!
Чтобы жить нам честно, мирно, дружно,
Чтобы всем едиными нам быть;
Нам всего - то, нам всего - то нужно
Дух наш и историю любить!
Под Москвой, в Белграде, иль в Любляне,
В Минске, в Киеве, в Софии, или в Брно
Мы славяне все, мы все - СЛАВЯНЕ!
И другими быть нам не дано!
| 
