За двести лет своего существования Богородицко-Тихвинская обитель явила целый сонм иночествовавших, которых и по смерти помнили за их подвижническую жизнь. Составитель истории монастыря, отец архимандрит Леонид (Кавелин) пишет о них в своем труде следующее: из числа 12-ти настоятельниц, управлявших им до половины XIX века и уже окончивших свое земное поприще, до сих пор (то есть к началу XX в.) с особым чувством уважения и признательности произносятся и памятуются имена игумений: Анфии, Августы, Венедикты, Анатолии, Арсении и Макарии, как таких настоятельниц, которые к попечению о внутреннем и внешнем благоустройстве обители, присоединяли еще и спасительную ревность о личном преуспевании в иноческих добродетелях, являя собою поучительный пример для душ, порученных их духовному окормлению.

  Предание сохранило особую память лишь о некоторых старицах и сестрах обители, служивших для прочих примером для спасительной жизни вообще и образцом той или иной иноческой добродетели в частности. История обязана тщательно собрать эти предания и сохранить на своих страницах память о благочестивых подвижницах в назидание и поощрение будущих поколений. Так из стариц, скончавшихся в первой половине XIX столетия, особо выделяются:

  Ранее нами уже упоминаемая уставщица Тарсилия Гезева, родом из борисовских украинок (по именному списку 1789 г. ей показано 47 лет, в то время она была клирошанкой - пела на клиросе), прожила до глубокой старости в подвигах благочестия, строгом посте и непрестанной молитве, постепенно стяжала нелицемерную кротость, крайнее смирение и любовь ко всем. Пост ее простирался до того, что она никогда не ела горячего кушанья и даже не пила чаю. Любимой едой ее был картофель.

"Евпраксия, - говаривала она жившей с ней монахине - свари-ка мне картошки не мывши, а я съем не лупивши", прикрывая этой шуткой свое воздержание. И действительно - несколько таких немытых и неочищенных картофелин, уподобляясь пепельной пище древних подвижников, составляли нередко всю ее дневную трапезу. Ведя ангелоподобную жизнь, она еще на земле удостоилась видения бесплотных - в алтаре во время богослужения и в своей келье, которая была для нее не местом покоя, а усиленных подвигов и непрестанной молитвы. За четыре года до смерти она впала в болезнь и почти не вставала с постели, принимая свой недуг как знак посещения Господня со смирением и благодарением Ему. В минуту своей блаженной смерти Тарсилия имела благодатное видение, о котором присутствующие могли заключить по ее гласной беседе с незримой гостьей: "Откуда ты пришла ко мне, прекрасная девица?", - спрашивала ее старица. "Чы не из Иерусалима?". И, помолчав немного, продолжала: "Так ты из Иерусалима! Возьмы ж мою душечку, возьмы ж мою душечку!" и, произнося эти слова, она начала креститься и вскоре предала душу Богу. Умерла она в день празднования явления чудотворной иконы Тихвинской Божьей Матери, 26 июня 1817 года, что, вместе с упомянутым видением, было для всех знаком очевидного к ней благоволения Пресвятой Богородицы.

  Подобно матери Тарсилии была ее дочь по духу, сожительница по келии, монахиня Евпраксия Логинова, родом из украинских дворян. Она тоже жила до глубокой старости в величайших подвигах и совершенном нестяжании, в самом строгом посте и умерщвлении плоти. Скончалась она о Господе в 1835 г.

  Современница ее, монахиня Маргарита из дворянской фамилии Симоновых равным образом была неутомима в подвигах духовных, нестяжательна, воздержанна и всю жизнь проводила в непрестанной молитве.

  Монахиня Марионилла Кармазинова (по ведомости 1789 г. ей 50 лет, неграмотна) отличалась среди всех сестер необычайной простотою, соединенною с кротостью и смирением. Рассказывали, что она почти безвыходно находилась в церкви, по слову псалмопевца, "приметаяся в дому Божием день и ночь", упражняясь в непрестанной молитве. Между обязанностями ее заметили, что она приносила в храм деревянные спички и, пройдя четки, после каждой сотницы откладывала по одной спичке, вероятно, для соблюдения счета, дабы в точности выполнить однажды принятое ею на себя правило. Скончалась она в 1815 году.

  Достойны особой памяти и уважения две монахини из донских казачек: одна Афанасия(свечница) прожила в обители более 50 лет в великих подвигах и скончалась в 1837 году; другая Ираида, прожила здесь 40 лет, и была для всех примером кротости, смирения и усердия к Богу: она каждые сутки прочитывала весь Псалтирь, не пропуская при том церковной службы и дел по своей должности (она была благочинною). В 1837 г. вызвали ее указом Св. Синода на Дон для управления Новочеркасским женским монастырем и возвели в сан игуменьи.

Управляя сею обителью с усердием и искусством, она впоследствии, ослабев в силах, сложила с себя эту должность, приняла схиму с именем Иулии и отошла в мир иной в 1844 г.

  Монахиня Ангелина Толбузина прожила в обители свыше 30 лет и скончалась в 1841 году в Киеве, бывши там на поклонении святым местам. Она оставила о себе добрую память в обители своей горячей любовью к Богу и ревностью о спасении себя и ближних. Исполняя строго уставы святых Отцов, она всегда советовала и другим исполнять их неленостно, при чем говорила с такою силою убеждения, что нередко приводила в умиление самых нечувственных, любила умиротворять враждующих, утешать скорбящих, умела, говоря словами апостолов, радоваться с радующимися и плакать с плачущими, стараясь "для всех быть всем, чтобы спасти некоторых". Будучи уставщицею на клиросе, она с ревностью и усердием воспевала славу Божию и святых Его, и всем внушала стоять в церкви со страхом и умилением.

К числу оставивших о себе память послушниц принадлежат две - Марфа и Пелагия, родом из дворян Белгородского уезда по фамилии Тимошевские. Своей набожностью, кротостью, смирением, незлобием, любовью к ближним и состраданием к несчастным они превосходили многих. Поступили в обитель они в 1816 г., а скончались одна в 1820 г., а другая в 1821 г., оставив монастырю неоцененное сокровище - привезенный их родным дедом из Палестины позолоченный серебряный крест, содержащий в себе части древа животворящего Креста Господня, ризы Господней, и сверх того 58 частиц мощей разных святых угодников Божиих. Ими же пожертвована в обитель древняя икона святителя Николая.

  Не менее них были памятны две сестры из купеческого сословия г. Корочи Елисавета и Анна Ивановны Алехины. Елисавета, будучи редкой красоты, на 17 году своей жизни убежала тайно от родителей из-под брачного венца и пришла в обитель пешком, осенью, в одном легком платье. Она прожила в монастыре три года и ни просьбы и ласки, ни угрозы и гнев родителей, не могли ее извлечь оттуда.

Уневестив себя мысленно Небесному Жениху, Христу, она скончалась вскоре блаженно и действительно, ее постоянство в терпении и добродетели достойны удивления. Ее сестра Анна, во всем подобная ей, долго была удерживаема родителями от исполнения своего желания поступить в обитель, от этой скорби она впала в болезнь и уже перед смертью была привезена в монастырь, где и умерла через 40 дней после своей сестры.

  Схимонахиня Агриппина, в мире Аграфена Петровна Шеншина, родом из дворян Мценского уезда Орловской губернии, поступила в Нежинский монастырь в двадцатилетнем возрасте и по разным скорбям и гонениям, а также по желанию родителей, в течение двух лет перешла из Нежинского монастыря в Каменскую пустынь, оттуда в монастырь Елецкий и, наконец, в 1829 г. появилась в Борисовской обители. Ее кротость и другие добродетели могли бы быть назидательным примером для многих, но Господу было угодно вскоре отозвать ее в лучший мир. Она получила сильную чахотку и страдала ею восемь месяцев, перенося болезнь с удивительным терпением и благодаря Бога за Его посещение ее, ибо подвижники и подвижницы считают любую болезнь знаком Божьего к себе внимания, так как в скорбях человек успешнее борется со многими грехами гордости, самолюбования, жестокосердия, он становится смиреннее, закаляет душу свою и приближается к своему спасению. Скончалась схимонахиня с напутствием Святых Тайн Христовых 8 июля 1831 г., двадцати четырех лет от роду, прожив в монастыре два года. Перед своей смертью она была пострижена в мантию и схиму с прежним именем Агриппины.

  В 1855 г. одна женщина из деревни Карповой (ныне село Пушкарное Яковлевского района), при телесной болезни страдавшая помешательством ума, увидела во сне, что если она съездит в Борисовскую обитель и отслужит панихиду по схимнице Агриппине, то получит выздоровление. Исполнив это, женщина действительно выздоровела. С тех пор многие люди, совершенно не ведая о существовании Борисовской обители и о живущих в ней, видели подобные сны, приезжали и приходили в монастырь и спрашивали схимницу Агриппину. Не найдя ее, служили по ней панихиду и получали облегчение.

  Из священников, служивших при Богородицко-Тихвинском монастыре, добрую о себе память оставил уже упоминаемый нами в предыдущей главе о. Феодор (Турьянский), который, будучи долгое время духовником всех сестер, умел заслужить общую их любовь и уважение. Причина этого заключалась в его образе жизни: овдовев, он сдал свое штатное священническое место сыну о. Петру, а сам, оставаясь в звании духовника и живя в доме сына, проводил жизнь подвижническую и уединенную, пребывая в непрестанных трудах, посте и молитве.

  Венцом такой совершенно монашеской жизни и было принятие о. Феодором монашества за три года до его смерти. Во время своей предсмертной болезни он три раза соборовался елеем, был напутствован причащением Св. Таин, благословил детей и приходивших проститься

…………………………………

 Немалого труда, однако, стоило о. Феодору убедить простодушного Лукиана в том, как опасно предпринимать подвижническую жизнь без совета и наставления опытных в ней духовных мужей, и как легко впасть в прелесть, начав знать безмолвие и заниматься умной молитвой, не заботясь об очищении сердца от страстей и помыслов.

  Лукиан внял совету батюшки и скоро сделался самым усердным его послушником, а через некоторое время и сравнялся с ним в духовных подвигах и дарованиях, покрывая дар глубоким смирением и простотою. Лет пятнадцать он прожил на пасеке вместе с о. Феодором, ежедневно ходя в монастырь ко всем церковным службам.

  Некоторые из монахинь, не зная тайны его жизни, были недовольны тем, что он становился среди них, а не где-нибудь в стороне; но он, зная, что делал, принимал их упреки и выговоры, а иногда и толчки, молча. Когда же требования становились настоятельнее, говорил только:

"Що се, Боже мылостывый! Колы треба, то и пийду!" и на завтра снова являлся на своем месте. Молился он более на коленях и, наклонив голову к земле, едва отделял ее по временам от пола. Наконец, одни привыкли видеть его среди себя как бродягу, другие, более духовные, узнав редкие качества души его, полюбили доброго старца, и, оказывая ему внимание, смотрели на него с уважением. Но простодушный Лукиан был столь же равнодушен к заслуженному вниманию одних, как и к незаслуженному пренебрежению других. Оплакав смерть своего благодетеля и духовного наставника о. Феодора, он жил еще лет одиннадцать после этого, находясь более в церкви. Ночи он проводил без сна в молитве, летом на открытом воздухе, а зимою на чердаке в доме о. Петра. Воздержание его в пище было удивительно. Рассказывали, что в начале своего подвижничества он несколько лет питался почти одним мелом и едва отвык от него по наставлению о. Феодора, потом возвратился к обыкновенной пище, ел кое-что, да и то чрезвычайно мало. Если какая из монахинь успевала уговорить Лукиана зайти к себе в келью и давала ему чашку горячей воды, разведенной ложкой меда, то это была величайшая прихоть, которую он позволял себе только по большим праздникам. Старец Лукиан мирно скончался, удостоившись перед смертью благодатного видения свидетельствовавшего о том, что его душа угодна Господу. Жизнь и смерть этого раба Божия есть очевидное для всех нас доказательство, что сердечная простота и смирение - надежные руководители ко спасению.

Источник  - БОРИСОВСКАЯ БОГОРОДИЦКО-ТИХВИНСКАЯ ОБИТЕЛЬ