24 июля 1902 года в день св. князя Бориса, покровителя известной иконописной слободы Борисовки, при огромном стечении народа состоялось торжественное открытие учебной иконописной мастерской Комитета попечительства о русской иконописи (1). На следующий день прошло зачисление первых учеников и с 1 августа в школе-мастерской «начались правильные занятия» (2).
«Правильные занятия» в разные годы существования мастерской (1902 – 1916) обеспечивали В.С. Богданов (1902 – 1916), А.О. Модоров (1902 – 1907 (?)), Н.М. Хренов (1909 – 1916 (?)), П.В. Гребенкин (1909 – 1916 (?)), М.В. Иваницкий (1902-1903) и Л.Д. Никольский (1903 – 1909) (3).
 Среди названных лиц М.В. Иваницкий менее всех может быть соотносим с историей мастерской. Кандидат Киевской Духовной Академии, назначенный учителем Закона Божия, он фактически преподавал только до конца 1902 года. В начале 1903 М.В. Иваницкий заболел. Когда же выздоровел – в марте – выехал по семейным обстоятельствам в Киев, а затем окончательно отказался от должности (4).
 К началу второго учебного года (1903 – 1904) на его место в Борисовку прибыл Леонид Дмитриевич Никольский, также кандидат Киевской Духовной Академии. Помимо Закона Божия, он читал курс церковной археологии и иконографии. При том, что детальных свидетельств о нём, как преподавателе, не сохранилось, заподозрить этого человека в ординарности невозможно. Широта его кругозора и эрудиции подтверждается фактом его командировки на Афон с целью изучения фресковой живописи. Поездка была ассигнована Комитетом и состоялась летом 1903 года. Курируемый проф. А.А. Дмитриевским, Л.Д. Никольский пробыл на Афоне 2 месяца – с 19 июня по 20 августа. По итогам командировки он подал в Комитет отчёт, который был рекомендован Н.П. Кондаковым к публикации с отзывом: «весьма интересный, <…> иллюстрированный большим числом фотографических снимков» (5). Под названием «Исторический очерк афонской стенной живописи» отчёт был опубликован в 1906 году 122-страничным приложением в 1-м выпуске «Иконописного сборника», издаваемого Комитетом попечительства о русской иконописи (6). Содержание и структура Отчёта уясняется из предуведомления автора, который писал: «… по приезде <…> я стал уделять преимущественное внимание фресковым росписям Афона, посвящая обозрению переносных икон лишь остаток времени.
Плодом занятий явились – альбом фотографий с лучших произведений афонских стенописцев и краткий очерк афонских фресковых росписей.
В состав первого я включил все сколь-нибудь удавшиеся фотографии. Громадное большинство их передаёт росписи средней части афонских храмов и притворов их, и только некоторые сделаны в алтарях. Это объясняется неудобством фотографирования алтарных помещений. <…> Находя, что в иконописи техника играет громадную роль, в своих снимках я преследовал, главным образом, детальную отчётливую передачу технических приемов иконописца. В тех же видах, с некоторых фотографий сделаны увеличения.
Что же касается «очерка» то он, будучи органически связан с альбомом (в качестве объяснительного текста к нему) имеет в виду начертать лишь в самых главных чертах общий ход фрескового искусства на Афоне и дать ответ на спорные вопросы, накопившиеся в литературе по предмету.
<…> главы:
 1. Фресковая живопись на Афоне до XVI-го века; 2. XVI-й век – цветущий период афонского фрескового искусства; 3. Падение фрескового искусства на Афоне в XVII-м и первой половине XVIII-го века при неблагоприятных политических условиях; 4. Оживление фрескового искусства на Святой Горе в последний период его существования (с половины XVIII-го века). Окончательное разложение его» (7).
 В учебной иконописной мастерской Борисовки Л.Д. Никольский прослужил до весны – лета 1909 года. В связи с открывшейся вакансией преподавателя Мстёрской учебной иконописной мастерской Комитет предложил ему перевод в Мстёру. Какими мотивами руководствовался Комитет неизвестно, но Л.Д. Никольский предложение принял и был переведен, отчего борисовская мастерская явно не выиграла (8).
Еще одним замечательным преподавателем Борисовкой учебной иконописной мастерской был крестьянин слободы Мстёры Александр Осипович Модоров. Не без сожаления можно констатировать, что и он пробыл в Борисовке недолго, не более пяти учебных лет, с 1902 по 1907 год; в 1908 году в школе иконопись преподавали уже Н.М. Хренов и П.В. Гребенкин (9). Вероятнее всего, миссия А.О. Модорова состояла в том, чтобы подготовить поколение профессиональных мастеров, способных передать свои знания ученикам, другими словами, заложить в Борисовке основы иконописного мастерства и его преподавания.
 Комитет попечительства о русской иконописи не случайно выбрал А.И. Модорова в качестве учителя иконописания. В 1901 году этот мстёрский мастер обратился в Комитет с письмом, в котором высказался о насущной необходимости иметь в России учебные иконописные школы. Рутинность работы, пристрастность мастера-учителя, художественная неосведомлённость, шаблонность, отсутствие навыков рисования, невежество в вопросах иконографии и церковной археологии, профессиональная узость, отсутствие творческого начала – традиционные недостатки обучения ученика у мастера, могли быть исправлены, по его мнению, только правильно организованным преподаванием в специальной школе. Школы «обновят забитое искусство, и внесут свет столь желанной истины, от которой мы иконописцы далеки, благодаря своему неведению. При всём этом очень желательно осуществление школ, за которые можно надеяться, что будущее их заманчивое обновление искусства привлечёт в свою пользу людей по призванию, не то теперь у нас выражается при настоящем порядке вещей, больше внимания сосредоточено в погоне за наживой, а любовь и призвание к искусству занимает второстепенную роль, и это много уже вредит развитию искусства» (10). Судя по письму, компетентность А.И. Модорова в вопросах иконописи и её преподавания была весьма обширной, почему предпочтения Комитета при открытии школы в Борисовке пали именно на него. В Борисовке, знавшей единственно живописные иконы и работавшей масляными красками, иконопись в древнерусских стилях и в технике темперы, которую А.О. Модоров привнёс с собой, была встречена учениками «с живейшим интересом».
 Хотя отчетов о методике преподавания иконописи в борисовской мастерской нет, указание на её идентичность системе, принятой в учебных мастерских Мстёры и Холуя (11), дает возможность представить эту методику вполне объективно.
 Первый уровень предполагал обучение технике подготовки иконной доски (проклейке, левкашению, шлифовке), переносу прориси на доску, приготовлению яичной темперы, и, одновременно, обучение специфическому иконному рисунку, работе карандашом и кистью, копированию прорисей древних икон. Затем отрабатывались приёмы работы с красками: покрытие фона и доличного основными цветами, расписывание, тушёвка и наложение пробелов в доличном, покрытие личного санкирем, разметка, охрение, тушёвка, черчение волос, опись ликов. Последним этапом было покрытие иконы олифой.
Второй, более высокий уровень, должен был обеспечить приобретение устойчивых навыков в писании целых икон в различных древних стилях, таких, как греческий, новгородский, московский, строгановский. Предварительно ученикам объяснялись способы золочения фонов, приготовления творёного золота и серебра, приемы изображения ассиста и златопробельного письма (12).
 Очень вероятно, что А.О. Модоров также преподавал основы реставрации. Это нетрудно предположить в свете известного факта восстановления им в 1903 году древней иконы Преображенской церкви слободы Холки, Новооскольского уезда Курской губернии (13).
Холковская Преображенская приходская церковь до 1794 года служила монастырём, и в этом качестве была выстроена в конце XVI века. С самого начала её истории в ней находилась икона Казанской Божией Матери, также конца XVI столетия, которая особо чтилась среди жителей окрестных и отдалённых селений. Ежегодно, в день памяти Богородицы «ради Её чудотворной иконы» Казанской, 8 июля и 22 августа в Холку стекалось множество христиан.   
 Однако, всеобщее поклонение не могло уберечь икону от старения и сопутствующих ему разрушений, так что к началу XX века она потребовала немедленного реставрационного вмешательства. Лик совершенно потемнел и плохо различался, доска основания треснула. Иаков Тимофеев, священник храма Преображения обратился за помощью к директору Санкт-Петербургского Археологического института Н.В. Покровскому, который «с достойной святого дела готовностью» рекомендовал заведующего борисовской иконописной мастерской В.С. Богданова. Последний, в качестве компетентного иконописца, предложил А.О. Модорова. О Модорове В.С. Богданов сообщил, что он, «не записывая и не накладывая лишнего слоя красок, может восстановить икону до её первоначального вида» (14). 12 апреля А.О. Модоров прибыл в Холку, а «17 утром, после молитвенного призвания благословения Божия, он <…> приступил к первому в пределах нашей епархии, но не первому вообще в его практике, делу восстановления древней иконы» (15). За пять дней икона была расчищена и укреплена. Сопоставляя её внушительный размер – 1 ¼ арш. и 1 арш. 2 верш. (88,9 см х 80 см) – со временем, затраченным на реставрацию, можно понять, что в действительности, состояние иконы не было чрезмерно плохим. Когда был снят позолоченный серебряный оклад, обнаружилось, что наиболее «пострадавшими» были лики Богоматери и Богомладенца, то есть, фрагменты иконы, не закрытые окладом. Потемневшая олифа и пыль сделали их плохоразличимыми. Через три дня при помощи легкой смеси воды с нашатырным спиртом и острого перочинного ножа дефект был устранен. Спиртовой раствор наносился для размягчения дефектного покрывного слоя, ножом этот слой удалялся. Когда лики очистились, А.О. Модоров затонировал немногочисленный красочный кракелюр. После реставрации ликов проявился диссонанс облачений, прописанных серебристым тоном. При более внимательном рассмотрении сделалось очевидным, что они поновлялись около середины XVIII века, во времена Елизаветы Петровны. Расчистка одежд открыла их первоначальный вид, который полностью соответствовал стилистике ликов. Кроме всего прочего, реставрация позволила датировать икону концом XVI века.
 Достойно замечания, что процесс реставрации произвел на местного священника сильное впечатление и вызвал благоговейный восторг. Иаков Тимофеев писал, что он «в свободные от приходских треб часы <…> всецело занялся наблюдением и наблюдал с тем большим интересом, что дело восстановления иконы (для него – И.П.), как и для большинства священников, было, безусловно, новым» (16). Свой очерк о реставрации И. Тимофеев заключил словами о том, что «терпению, труду и искусству восстановителя-мастера нельзя не отдать полной справедливости: совокупное действие размывки и расчистки и нанесение новых, сообразных с духом стиля, черт восстановило всю икону в той ясности и почти неприкосновенности старой доброй работы, какая создавалась усердной молитвой и трудом древних русских иконописцев…» (17).
 В частной коллекции города Курска хранится живописная борисовская икона «Воскресение Христово, Вход Господень в Иерусалим» рубежа XIX – XX веков с примечательной реставрационной вставкой. Лик Христа, едущего на осляти, переписан в начале XX века. Особенность в том, что стилистически он совершенно не соответствует всей иконе и сделан в мстёрской манере. В отличие от несколько тяжеловатых, овальных ликов, с крупными чертами, припухлыми губами, моделированных светом и тенью, характерных для икон Борисовки, он строг и аскетичен, написан условно, как это принято в традиционной иконописи, приёмами вохрения со светами и движками. В связи с отсутствием каких-либо указаний, невозможно с полной уверенность утверждать, что и эта реставрация была сделана в своё время А.О. Модоровым, и всё же, если это и не его рука, то, определенно, его ученика. Таким образом, названная икона является уникальным художественным артефактом, свидетельствующим о деятельности А.О. Модорова в Борисовке.
 Наконец, самым продолжительным пребыванием в Борисовской учебной иконописной мастерской Комитета стало руководство ею Владимира Сергеевича Богданова. На протяжении 14 лет, с 1902 по 1916 год – всё время существования школы, он был её бессменным и единственным заведующим (18). Происходивший из семьи московского дьякона (род. 12 августа 1863 – ум. 1921), он в 1888 году закончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества и поступил вольнослушателем в Императорскую Академию Художеств. В феврале 1889 года был принят в число академистов. В 1894 окончил Академию с присуждением звания Классного Художника первой степени. Известны прошения В.С. Богданова на имя ректора Академии Художеств 10 декабря 1894 года и 16 июля 1901 года. Первое – удовлетворенное – с просьбой рекомендовать его «на место живописца и руководителя рисования при монастыре Соловецкой обители». Второе – о назначении на «место учителя рисования во вновь открывшемся художественном училище в г. Тифлисе» (19). Судя по тому, что уже весной 1902 года, в апреле, В.С. Богданов был нанят Комитетом попечительства о русской иконописи для руководства Борисовской иконописной школой и преподавания в ней (20), в Тифлисе он не служил.
 Первоначально занятый вместе с А.О. Модоровым подготовкой классов, оборудования и пособий накануне открытия мастерской, затем В.С. Богданов исполнял обязанности заведующего и преподавал графические искусства (рисование, перспективу, костную и мышечную анатомию) и живопись масляными красками (21).
Обучение рисованию строилось по принципам, принятым на педагогических курсах при Императорской Академии Художеств. Ученики младшей группы в течение первого года оттачивали технику рисования и деления прямых линий между собой, рисование углов, определение и воспроизведение наклона прямой линии, рисование прямолинейного и криволинейного орнамента, рисование по памяти, рисование плоских и простейших рельефных форм в перспективе, рисование простейших орнаментов с гипса. Ученики старшей группы занимались рисованием частей человеческой фигуры с гипса, рисованием натюрмортов акварелью.
 О том же можно судить по составу методических материалов – рисунков и гипсов, переданных и изготовленных по особому заказу Комитета Императорской Академией Художеств для мастерских Комитета (22).
 Несколько неожиданным и малообъяснимым в «борисовской» судьбе В.С. Богданова кажется эпизод 1906 года с его прошением о назначении на должность заведующего художественными классами при музее изящных искусств в Ростове на Дону. В письме, адресованном на имя ректора академии Художеств, причиной перемены места службы, а точнее её поиска, названо закрытие борисовской учебной иконописной мастерской в июле 1906 года. «я лишился обеспечивающего меня заработка, крайне нуждаюсь в средствах, прошу Ваше превосходительство не отказать просьбе о назначении», – писал художник (23). Между тем, имя Богданова в связи с Борисовкой, равно как и сведения о деятельности борисовской мастерской, фигурируют под более поздними датами. Следовательно, или прошение В.С. Богданова страдает некорректностью изложения, или, действительно, в средине 1906 года борисовская школа-мастерская испытывала временные трудности с набором учеников.
В самом деле, первый набор 25.06.1902 составили 37 учеников (24), первый же выпуск 1906 года – 13 человек (25). В 1904 году по рапорту Грайворонского уездного исправника в борисовской школе-мастерской числилось 35 человек (26), и это при том, что набор должен был быть и в 1903 году. В 1905 году по данным Обзора Курской губернии в школе училось 28 учеников (27). Таким образом, снижение численности учеников в пределах подготовки первого набора очевидно.
В середине 1906 года в Курских епархиальных ведомостях была опубликована «Заметка о положении иконного дела в России и об <…> учебной мастерской в слободе Борисовке <…> По поводу первого выпуска её учеников», неназванный автор которой, очевидно В.С. Богданов, писал следующее: «ныне же новое начинание (учебная мастерская – И.П.) нуждается в поддержке. С просьбою о ней обращаются ко всем, сочувствующим процветанию родного искусства. В настоящее время мастерская делает первый выпуск учеников. <…> Для того, чтобы в непосильной борьбе с конкуренцией печатных подделок и плохих, на скорую руку сработанных и потому за бесценок продающихся икон, они не отреклись от приобретенных знаний и умения, чтобы не пошли по общей торной дороге под влиянием тяжелых условий, угнетающих иконописца, чтобы иметь уверенность в собственных силах, в крепости и правоте своего дела, – крайне необходимо доставить им в достаточном количестве работу» (28).
 В начале 1908 года один из благодарных заказчиков борисовской мастерской завершил свою хвалебную статью сожалением о том, что мастерская мало известна большинству храмоздателей, «которые могли бы сочувственно отнестись к процветанию родного искусства и удовлетворить крайней необходимости иконописной мастерской, доставить 1-му выпуску мастеров в достаточном количестве работы, в которой они в настоящее время нуждаются» (29).
 Действительно, проблемы существовали: учащиеся в иконописной школе не приносили семье дохода, и хотя обучались бесплатно, всё же являлись обузой; кроме того, политика комитетских мастерских состояла в том, чтобы выпустившиеся из них мастера не возвращались в семьи (30). С другой стороны, как следует из вышеприведённой цитаты 1906 года, мастерская и её выпускники испытывали затруднения с заказами, таким образом, всё с тем же пресловутым заработком. Разумеется, крестьянская семья забывала о высоких идеалах иконописи, если достижение последних не могло обеспечить хотя бы материального облегчения, а тем более, достатка. И это очень извинительно. Между тем, мастерская публично декларировала некоммерческий интерес своей деятельности. Предложение на изготовление любых икон и копий с древних образов и картин «известных русских художников», храмовую роспись, реставрацию и проч. сопровождалось замечанием, что всё это исполняется «по ценам, значительно пониженным сравнительно с общеизвестными владимирскими фирмами Париловых, Сафонова, Белоусова и др.» (31). В «рекламном проспекте» мастерской 1909 года писалось: «Артель выполняет всевозможные работы по весьма дешёвой цене, коммерческих целей нет» (32). А это, очевидно, уже было непонятным и настораживало.
 Отсутствие постоянных заказов, фактически работы, было общим слабым местом открытых Комитетом школ-мастерских и Комитет неоднократно получал жалобы от преподавателей-мастеров, а затем от выпускников-артельщиков на отсутствие спроса на их умение и засилье дешёвой печатной продукции. В 1906 году заведующий холуйской иконописной учебной мастерской Е.А. Зарянко обращался к Комитету с просьбой найти работу окончившим школу со званием мастера, прилагая при этом ходатайства выпускников (33). Представитель мстёрской учебной мастерской докладывал в Комитете об уничтожающем иконопись превосходстве «машинного производства икон: печатания икон на жести, наклейки картин на доски, уборки картин фольгою – словом <…> различных видов подражания настоящей иконе» (34). Признав за фактом отсутствия заказов существенный организационный просчет, Комитет принял решение о том, что, во-первых, мастерские могут и должны искать платные заказы, хотя бы плата, на первое время, была и незначительна, а, во-вторых, выпускникам целесообразно объединяться в артели. «Материальный интерес, – как представлялось в Комитете, – придает делу более жизненный характер, и к концу срока обучения ученик уже будет иметь заработок, а по окончании курса может оставаться при той же мастерской для выполнения принятых ею более сложных и ценных заказов. Тогда окончившим курс не придется сидеть без дела и возвращаться в семью обратно, или идти в наймы в частные мастерские, где требуется более, чем скорая, но невысокого качества работа. Весьма желательно образование при учебных иконописных мастерских артелей, в кои вступали бы окончившие курс в мастерских» (35).
Всячески стремясь содействовать иконописцам, выпущенным школами, в обеспечении заказами и сбыте их работ, Комитет открыл в Санкт-Петербурге иконописную лавку.
В 1906 году всем заведующим мастерскими Комитета было выдано по 200 рублей для того, чтобы они могли иметь мобильность в поисках заказов для школы (36). Также Комитет взял на себя обязательства «1) указывать церквям и монастырям иконописцев и художников, к которым им следует обращаться за исполнением предпринимаемых в храмах иконописных и художественных работ, сообразно требуемому характеру и достоинству их; 2) служить по этому поводу посредствующей инстанцией в предварительных сношениях церквей с иконописцами и художниками и 3) содействовать устройству в епархиях постоянных выставок современной иконописи и церковной живописи…» (37). Вместе с тем Комитет воспретил преподавателям-иконописцам школ открывать собственные мастерские или состоять пайщиками в других мастерских (38).
 Своевременным, в связи с поиском подрядов, стало предложение Православного Палестинского Общества в Иерусалиме. На заседании Комитета 15 февраля 1908 года с докладом по этому поводу выступил член Общества профессор А.А. Дмитриевский. Докладчик обратил внимание на большой спрос на иконы, существующий со стороны русских паломников в Иерусалиме, и на неудовлетворительное качество иконной продукции, предлагаемой арабскими и еврейскими торговцами. Православное Палестинское Общество поэтому решило открыть сеть иконных лавок и книжных складов, которые бы располагались по всему городу, включая места вблизи храма Воскресения. Требовалось наполнить иконные лавки доброкачественной продукцией. Произвести её и предлагалось иконописным мастерским Комитета (39).
 Предполагаемый крупный заказ выглядел специфическим в отношении сюжетов и особенно материалов. Принцип удовлетворения ожиданий паломников должен был исполняться неукоснительно. Отсюда, например, икона «Кувукулия Гроба Господня» должна была быть выполнена на мраморе, масличном дереве или на кипарисе, Св. Троица в облике трех странников, восседающих под Мамврийским дубом написана непременно на дубе, Гора соблазна – Сорокодневная, то есть та, на которой Христос был искушаем сатаной – на камне, и еще лучше, если на камне, взятом с вершины названной горы, но возможно, и на масличном дереве, Крещение Господне – на широком голыше, поднятом со дна Иордана, или на рыбе, пойманной в Тивериадском озере, Вифлеем – на перламутре, мраморе, кипарисе или масличном дереве, Неопалимая купина – на камне, Успение Богоматери – на горизонтальной деревянной панели (40).
 В ответ на предложение Палестинского Общества Комитет постановил командировать в Иерусалим с целью изучить вопрос in situ заведующего учебной иконописной мастерской Холуя Е.А. Зарянко (41). Однако, в публикациях перечня крупных работ и заказов борисовской учебной мастерской 1908 – 1911 годов (42) упоминания Православного Палестинского Общества нет, что позволяет сделать осторожное заключение о том, что предложение Общества, если и было осуществлено, то без активного участия борисовской школы.
 Не в полной мере, но обязательства, взятые Комитетом, выполнялись, и ситуация могла перемениться. По обращению Комитета 1908 года Св. Синодом была составлена специальная комиссия по вопросам русского церковного искусства, куда были внесены пожелания: об открытии иконописных учебных мастерских в Санкт-Петербурге, Москве, Троице-Сергиевой лавре, Киеве, Одессе, Ростове на Дону и Иркутске; о росте качества работы иконописных мастерских Троице-Сергиевой и Почаевской лавр, Дивеевского монастыря и Ивановского в Москве; и о необходимости иметь в каждой епархии хотя бы по одной иконописной мастерской для местных нужд. Комитет готов был всячески способствовать воплощению этих предложений (43). В том же 1908 году, четырем образованным из выпускников школ артелям Комитет ассигновал по 300 рублей.
Итак, Комитет делал со своей стороны шаги, направленные на актуализацию устроенных им иконописных школ. Однако, основная часть этой работы всё же предписывалась заведующим учебными мастерскими. Возможно, именно поэтому В.С. Богдановым был предпринят ряд инициатив, имевших определенный успех. Во-первых, это публикации в периодике и издание своего рода рекламного проспекта борисовской учебной иконописной мастерской(44), а, во-вторых, – выполнение нескольких довольно крупных и престижных подрядов (45). Несмотря на то, что некоторые публикации анонимны, за ними, равно как и за подрядами, кажется, следует видеть именно его.
 Так или иначе, существование учебной мастерской вновь обрело перспективы. В 1908 году, феврале, Комитет удовлетворил «неоднократную» просьбу В.С. Богданова пригласить в Борисовскую иконописную мастерскую мастера-чеканщика, для обучения учеников золочению и чеканке (46). В документах того же февральского заседания фигурирует непоименованная преподавательница иконописи Санкт-Петербургской частной женской гимназии имени св. Евфросинии – выпускница иконописной мастерской Комитета в Борисовке – «и ведет дело обучения с полным успехом» (47). Примечательно, что в названной гимназии преподавание иконописание в качестве обязательного предмета было введено впервые (48). Таким образом, борисовская школа была способна дать специальные иконографические и технические знания, и вместе с тем привить педагогические навыки. И это позволяет говорить о возникшей преемственности, своего рода иконописной «генеалогии».
 В 1910 году в школе училось 16 человек (49). На заседании Комитета 1 мая 1909 года В.Т. Георгиевский доложил ходатайство В.С. Богданова о разрешении принимать в борисовскую учебную мастерскую взрослых и женатых учеников из местных иконописцев, желавших достичь образцовой компетенции в своем ремесле (50). Следовательно, мастерская в Борисовке все же имела влияние некоего художественного эталона и притягательную силу.
Не меньший интерес представляют свидетельства о безуспешных усилиях В.С. Богданова получить крупный заказ для борисовской мастерской. В 1910 – 1911 годах им для представления в Курскую Церковно-Археологическую комиссию были исполнены три портрета святителя Иоасафа Белгородского. В 1911 году готовилась канонизация Белгородского архипастыря (51) и Комиссия была озабочена поиском аутентичного портрета, который бы стал образцовым иконографическим типом. Канонизация по определению предполагала массовое изготовление икон, и оказаться у основания этого проекта для заведующего борисовской иконописной школы было не только престижно и почетно. После того, как Комиссия получила вежливые отказы исполнить портреты святителя от В.М. Васнецова и М.В. Нестерова (52), шанс обратить на себя внимание Комиссии получили не столь именитые художники. И наряду с В.С. Богдановым свои услуги Комиссии предлагал московский иконописец Емельянов. В результате никто из них специального заказа не получил. Комиссия выслала им по 1-му экземпляру «руководства для иконописцев» (53). Зато почти сразу после канонизации Иоасафа, в осенних номерах Курских епархиальных ведомостей появились объявления магазина церковной утвари братьев Бодаевых (Белгород) и мастерской художника А.В. Резунова (В.-Ломов, Пензенская губ.), предлагавших большой выбор икон святителя (54).
Все же, несмотря на различные нестроения, борисовской иконописной мастерской за время своего существования, даже сужая хронологию до 1910 года, удалось сделать не так уж мало, оставив заметный культурный след.
Еще во время обучения первого набора учениками школы в дар Н.Н. Гордееву была написана икона Нерукотворного Спаса. Н.Н. Гордеев пожертвовал её Курскому историко-археологическому и кустарному музею, и в январе 1905 года во время торжественного открытия музея Курский и Белгородский епископ Питирим служил перед нею и чудотворной иконой Знамения молебен (55).
 В первой половине 1906 года для борисовской свято-Троицкой церкви мастерской было написано 4 больших копии на холсте с картин В.М. Васнецова – «Преподание тела и крови», «Надгробное рыдание», «Суд Пилата» и «Второе пришествие Христово» (56). Качество копий не оставляло желать лучшего, за что 18 июля 1906 года В.С. Богданов получил от причта, церковно-приходского попечительства и прихожан Троицкой церкви «искреннюю, сердечную» благодарность. По-видимому, в том же году мастерской была сделана стенная роспись в названом храме, также вызвавшая всеобщее одобрение. Во всяком случае, по представлению Белгородского епископа Иоанникия, первого викария Курской епархии, наблюдавшего законченную стенопись, Архиепископ Курский и Обоянский Питирим отметил В.С. Богданова, а в его лице и борисовскую мастерскую, Архипастырским благословением «с выдачей свидетельства от 7-го августа 1906 года за № 11729» (57).
 В 1906 – 1907 году школа исполнила заказ для курской Серафимовской церкви – 10 «величественных картин-икон», иллюстрировавших главные события из жизни прп. Серафима Саровского: Чудесное спасение при падении с «лесов» Сергиево-Казанского собора во время строительства последнего, Благословение матери на монашеский путь, Видение Христа иеродиакону Серафиму во время богослужения, Кормление медведя и другие. «Эти иконы-картины, сделанные на полотне (величиной в рост человека) и вставленные в рамы… <…> развешаны по стенам передней части храма, – писал курский корреспондент. – <…> картины нарисованы такой смелой кистью, так художественно отделаны, что невольно приковывают ваше внимание и наполняют душу вашу чувством восторга. Для нас, курян, важно и интересно в этих картинах то, что в них выступает наш родной курский край с его местным колоритом и его местными характерными особенностями» (58).
Не позднее 1907 года трудами иконописцев школы был написан комплекс икон для иконостаса и 8 малых праздников, для храма 259 пехотного резервного полка, размещенного в г. Гори Тифлисской губернии. «Работа превзошла все ожидания, почему начальник 65-й резервной бригады генерал-майор А.В. Верещагин, командир полка <…> М.М. Мудрый, ктитор церкви подполковник В.К. Гамалей и полковой священник М.К. Чефранов сочли своим нравственным долгом выразить письменно искреннюю благодарность г. Богданову, а в лице его всем преподавателям и мастерам, потрудившимся в написании их» (59).
В 1908 году мастерская расписала стены, церкви Архангела Михаила в слободе Борисовке и исполнила на заказ 66 образов в том числе для домовой церкви Российской Императорской Миссии в Пекине и др. Общая сумма, заработанная иконописцами школы в этом году, составила 3308 рублей (60). Тогда же мастерская получила подряд на изготовление икон для нового мраморного иконостаса борисовской Михаилоархангельской церкви (иконостас был установлен в 1911).
 В 1909 году двое мастеров-иконописцев мастерской должны были отправиться в г. Владивосток, куда были приглашены художником Россолимо (61).
Также за время до 1910 года борисовской учебной мастерской Комитета попечительства о русской иконописи «с успехом» были выполнены заказы в храмах Ардагано-Михайловского пехотного полка, 3-й Туркестанской стрелковой бригады и в церкви с. Мальцева Суджанского уезда Курской губернии (62).
 Нельзя не допустить, что среди вышеперечисленных икон, написанных мастерской, находились и те, которые адресовались названным храмам. Однако, содержание публикаций таково, что установить их принадлежность или идентифицировать, невозможно. В отношении армейских храмов логично думать, что подряды на них были получены мастерской после публикации отзыва о ней в «Вестнике военного духовенства» в связи с церковью Горийского полка, следовательно, после января 1908 года (63).
Таким образом, деятельность борисовской школы, её преподавателей, выпускников и учащихся не кажется рутинной и бесполезной. Напротив, очевиден художественный иконописный подъем, во всяком случае, его задатки. Известные события 1917 года не позволили развиться им в нечто совершенное и почти истерли следы самого существования мастерской.